Бегство к любви - Страница 8

– Ты. Будешь. Участвовать. – Произносит он раздельно, будто говорит с ребенком. – Я буду трахать их здесь, в нашей квартире, когда мне заблагорассудится. А ты будешь сидеть рядом и слушать, как я их трахаю. А иногда… – он подходит ближе, – принимать участие.

Нет. Нет. Нет. Нет!

Черт, нет!

– Не думаю. – Неужели это я говорю?

Форбс стиснул зубы. Делает шаг вперед. Я вижу, что его руки, опущенные вдоль тела, подергиваются.

Я захожу за диван.

– Ты будешь делать так, как я велю, Мия. Ты принадлежишь мне, и я буду делать с тобой все, что захочу.

На мою попу со свистом опускается ремень.

– Кто здесь главный, Мия?

– Ты, папа.

Я поднимаю глаза к его лицу. Может, Форбс и красавчик, но таким уродливым, как сейчас, я его еще не видела.

– Других своих девиц ты тоже бьешь?

В его лице мелькает удивление.

Несмотря на то что нам обоим очевидно, что Форбс регулярно бьет меня… вслух я об этом никогда не говорила. Мне странно, что я произнесла эти слова, но они меня вдохновили.

– Нет, – отвечает он, холодным тоном.

И мое минутное вдохновение как рукой сняло, мне хочется плакать. Даже не плакать, а выть.

Он бьет меня, потому что считает себя вправе меня бить.

Потому что я позволяю.

Потому что я слаба духом.

– А меня почему бьешь? – спрашиваю я. Ответ я знаю, но нечто садистское во мне хочет получить от него подтверждение.

Форбс подходит ближе, останавливается прямо передо мной.

На этот раз я не отступаю. Не сдаю позиций, хотя колени мои подкашиваются. Сама удивляюсь, как я вообще еще держусь на ногах.

Если моя отвага и изумляет его, виду он не подает. Склоняется к моему лицу. Его дыхание обжигает мне кожу. От него все еще разит той девицей.

Меня тошнит.

– Потому что ты моя, Мия. – Голос у него как шипение змеи. – Ты принадлежишь мне. Ты моя вторая половина. Моя маленькая… подвластная мне… долбаная половина.

Пусть я уже и сама это знала, его слова все равно отдаются в сердце болью. Я прячу свою боль, не хочу тешить его самолюбие.

Он вскидывает руку.

Я вздрагиваю.

Ему это доставляет удовольствие.

Он касается моей щеки, почти неощутимо ведя пальцами по коже, и убирает мне за ухо волосы.

– Ты прекрасна, – бормочет он, скользя пальцами по моим волосам до самого пояса. Потом грубо хватает меня за них, оттягивая назад мою голову.

Мои глаза наполняются слезами.

– Мы с тобой одинаковые. – Голос у него тихий, злобный. – Красивые внешне, но с изгаженным нутром. Меня влекло к тебе, Мия, по той же причине, что тебя влекло ко мне. Мы с тобой одного поля ягоды. Жертва становится обидчиком. Или, в твоем случае, жертва остается жертвой.

Пелена спала с моих глаз. Как я не поняла это раньше?

Стандартная модель поведения.

У Форбса было такое же детство, как у меня. Такое же ужасное? Думаю, этого я никогда не узнаю. Но он тоже знает, что такое боль.

Значит, отец его тоже бил?

Меня вдруг охватывает жалость к нему. Скорбь по мальчику, каким он был. По детству, что было украдено у него так же, как у меня.

Потом я смотрю на мужчину, что стоит передо мной, и жалость мгновенно обращается в ярость. В исступленную ярость.

Он знает, что такое физическая боль, и все равно бьет меня.

А ведь он мог бы прервать цепочку жестокости. Мог бы просто меня любить. И я любила бы его беззаветно. Отдала бы ему всю себя. Свое сердце. Вдвоем мы могли бы исцелить друг друга.

А он вместо этого предложил мне ненавистные оскорбительные отношения патологической зависимости от партнера.

И теперь во мне осталась лишь зияющая пустота, облицованная ненавистью и горькой обидой.

Я открываю рот, чтобы сказать ему это… и тут меня осеняет.

Я ведь могу уйти… даже не уйти, а сбежать. Да, мне следует бежать.

Простая истина заключается в том, что я избрала единственный путь, который был мне знаком… продолжала быть той, какой была всегда. Той, кого создал Оливер. Я не пыталась обрести свое новое «я». Стать настоящей Мией.

Потому что боялась пытаться.

Гнев на собственную слабость вспыхивает в моей груди… набухает… распирает меня изнутри. Такое чувство, что я сейчас взорвусь под его давлением.

– Уходи, – говорю я, каким-то чудом обретя дар речи.

Он разражается беспощадным смехом.

– Ты порываешь со мной, Мия?

Я заставляю себя посмотреть ему в глаза, хотя на это уходит все мое мужество.

– Разве у меня нет на то веской причины?

Он хватает мое лицо – больно щиплет пальцами мои щеки, потом резким движением оттягивает назад мою голову. Стискивает мое предплечье и рывком притягивает меня к себе. Я врезаюсь в его грудь.

– Итак, давай уточним. То, что я тебя луплю, когда мне вздумается, это нормально, но стоило тебе застать меня в постели с какой-то дешевой потаскухой, ты машешь мне ручкой, да?

Я морщусь от нажима его пальцев, впивающихся в мою руку, но отвечаю сквозь боль:

– Мое решение никак не связано с тем, что я застала тебя с той девушкой. Просто я наконец-то очнулась. Мне давно было пора бросить тебя. Я больше не буду для тебя боксерской грушей, Форбс. И ни за что не стану твоей шлюхой.

Он смеется мне в лицо. Говорит ледяным тоном:

– Ты стала моей шлюхой с момента нашего знакомства.

– Что бывает, если ты одеваешься как шлюха, а, Мия?

Ремень со свистом опускается на меня. Я прикусила губу, не в силах говорить от боли.