– Это не исправить… Меня не исправить. Я давно изломана и изуродована так, что восстановлению не подлежу.
Она вырывает свою руку из моей ладони, садится в машину и уезжает, оставляя меня в облаке пыли и боли.
Я осознал, что сижу на гравии, только тогда, когда почувствовал на плече руку отца.
– Мне очень жаль, Джордан. Жаль, что тебе приходится расплачиваться за ошибки Бель, совершенные много лет назад.
Я потираю руками лицо, потом поднимаюсь с земли.
– Нет… просто… я не могу потерять ее. Я должен все исправить. Поеду за ней…
– Не надо. – Отец крепко берет меня за плечо, удерживая на месте. – Не самая удачная идея. Если поедешь за ней сейчас, только хуже сделаешь. Дай ей время остыть, переварить свою обиду.
– А вдруг она не вернется? – От боли в сердце мутится разум. Затаив дыхание, я потираю грудь.
– Ее вещи здесь, Джордан. Она должна за ними вернуться.
– Нет, – качаю я головой, зная, что, убегая из Бостона, Мия бросила там все свое имущество. – Вещи для нее значения не имеют. Она оставила в Бостоне все, что у нее было, так что из-за нескольких тряпок она тем более не вернется.
Беспокойство мелькает в лице отца. Потом он треплет меня по плечу.
– Ты ей небезразличен. Она вернется. Если не вернется, мы ее найдем.
– Как?
Одной рукой он обнимает меня за плечи и ведет в дом.
– Ты забыл, что твой отец раньше был копом? Что-что, а людей искать я умею. – Он улыбается, демонстрируя позитивный настрой, пытаясь подбодрить меня, проявляя готовность помочь.
Я киваю, но оптимизма его не разделяю, ибо боюсь я не того, что не найду ее. Я буду ее искать, пока не найду, всю землю исхожу вдоль и поперек.
Нет, боюсь я того, что будет ждать меня, когда снова ее увижу.
Пустота.
Ни мыслей в голове.
Ни боли в теле.
Ни боли в сердце.
Одна лишь устремленность. Одна цель.
Я резко торможу на стоянке.
Надев темные очки, хватаю сумочку и иду в магазин.
Беру тележку. И начинаю сметать продукты с прилавков.
Ни одной осознанной мысли. Только потребность. Одна лишь потребность.
Тележка быстро наполняется. Я уже жую. Опустошена одна пачка с чипсами. Наполовину съедена пачка конфет.
Если на меня кто-то и смотрит, мне все равно.
Кассирша вежливо пытается поболтать со мной. Я не отвечаю.
Складываю в пакет продукты, расплачиваюсь и ухожу.
Потом еду в мотель на окраине города, в тот самый, где останавливалась на днях.
Многие днем снимают в мотелях номера для любовных свиданий. Я приезжаю в мотели, чтобы есть. Скрыть свой позор.
Однако сейчас я не испытываю ни капли стыда.
Только потребность.
Средство для достижения цели… цели, которой на данный момент я не вижу.
Я заселяюсь в мотель. На одну ночь. Больше мне не нужно.
Мне просто необходимо выплеснуть всю горечь из своего организма. Потом я покину этот город.
Получив ключ от номера, я возвращаюсь к машине, забираю пакеты с едой.
Войдя в номер, сгружаю пакеты на кровать.
Это не тот номер, в котором я останавливалась на днях, но абсолютно такой же.
Та же дешевая, грязная, затхлая обшарпанная комната. Мне здесь самое место.
Потому что я сама такая, как эта комната. Дешевая, затхлая и обшарпанная.
По глупости зачем-то убедила себя в обратном. Внушила себе, что я чего-то стою… что-то значу для кого-то… для него.
Для Джордана.
Даже думать о нем больно.
Я зажимаю голову руками, пытаясь выдавить его из себя, но он не уходит.
Поэтому я подхожу к допотопному телевизору, включаю его. Хочу дребеденью заглушить боль в голове, но убийственные факты заполняют сознание, продолжая увечить меня.
Музыка, льющаяся из телевизора, плывет по комнате, заполняя каждый пустой уголок голосом Рианны, исполняющей «Бриллианты».
Колющая боль пронзает меня. Оседая на пол, я затыкаю кулаком рот, чтобы сдержать всхлип.
Как он мог?.. Как она могла?..
Прекрати, Мия. Сейчас же.
Ты знаешь, как унять боль.
Я подползаю к кровати и разрываю первую упаковку, что попалась под руку.
Запихиваю в рот ее содержимое, быстро пережевываю, глотаю. Вкуса не чувствую. Только облегчение. Облегчение, которое всегда приходит с поглощением пищи.
Стаскиваю на пол один из пакетов, вываливаю на пол все, что есть в нем.
Разрываю еще одну упаковку – печенье. Запихиваю его в рот, жую, пытаясь съесть как можно больше и быстрее.
Но еда застревает в горле, будто мой организм уже готов ее отторгнуть.
Давясь печеньем, глотаю его через силу, хватаю бутылку с содовой, которую я купила, запиваю, смачивая пересохшее горло.
И снова принимаюсь есть, запихивая и запихивая в себя пищу, побивая все свои предыдущие рекорды.
Я лежу на грязном полу грязной комнаты, смотрю на потрескавшийся потолок. Почти все, что я купила, съедено, сама я взмокла от пота, желудок болит как никогда.
Столько, сколько сегодня, я еще зараз никогда не съедала.
Но боль эта умиротворяющая. Лучше уж болезненная тяжесть в желудке, чем агония сердца.
Мама бросила меня ради него.
Ради Джордана.
Ради человека, которого я люблю.
Значит, я и вправду ничтожество.
Я с трудом поднимаюсь на ноги. Тошнота подступает к горлу. Но я ее сдерживаю.
Я должна сама вызвать рвоту. Только это принесет облегчение.
Проковыляв в ванную, я опускаюсь на колени перед унитазом. Сжимаю вместе пальцы, сую их глубоко в рот и избавляюсь от боли, пытающейся поглотить меня.